В гости через форточку - Артур Кухта

Когда Ваня проводил глазами летящего коршуна, ворота сарая показались ему границами холста, а розовый закат, лес и трава – картиной какого-нибудь великого художника.

«Жаль я без таланта, – думал наш герой. – А то бы…» Не успел он закончить, как с левой грани холста выглянула знакомая белая головка.

Ваня закрыл глаза, выплюнул травинку. Через прищур он видел, как на холсте появляется одна, затем другая тонкая ножка, как Рита в голубом платьице тихо к нему крадется.

Добрые люди не умеют притворяться спящими. Стоит им закрыть глаза, так у них сразу губки дрожат и щёчки прыгают. Им это тяжело. Ваня стиснул зубы и чтобы не засмеяться, решил вспомнить что-нибудь плохое… но нет ничего! И ему пришлось лежать с глупой улыбкой.

Шорох, тень над лицом, лёгонькое дыхание, и прохладный поцелуй. В волосы ему забрались тонкие пальчики. Ваня, не открывая глаз, повалил девушку на сено.

У молодых людей была та пора в жизни, когда сердце бушует, когда любовь, когда сено совсем не колется и на нём хоть до утра. Поэтому Ваня и видел все краски жизни. Поэтому он и спросил:

– А ты не думала, Рит, зачем человек самоубийством кончает?

Рита не очень поняла.

– Что тут думать: от горя…

– А от радости бывает?

– Ну нет же… Зачем от радости?

– А может ему до того хорошо, что хочет остановить свою радость, сфотографировать. На белой полосе закончить. Он в этом восторге обмотает шею веревкой и…

– Дурак! – она стукнула его ладошкой по губам. – Ты придёшь к нам завтра?

Ваня улыбнулся, подумал хорошенько и начал:

– Вот не знаю, надо…

Рита остановила его поцелуем и забралась сверху. Ей совсем не интересно было, что там надо. Рита жадно целовала крепкую шею, плечи и грудь, а Ваня всё убеждал, что:

– Землю бы…

Девушка скинула платье и осталась совсем без ничего; Ваня сглотнул.

– Завтра про землю, – шепнула она. – Завтра.

***

Пелагея Федоровна (мать Вани) считала, что долгий сон слишком вреден для молодых людей. Если Ваня не вылезал из кровати до обеда, она принималась греметь над ухом, шипеть сковородой, включать телевизор громче обычного и кричать в окно собакам и кошкам «добрый день!»

Сегодня же, герой наш открыл глаза и увидел, что мать притаилась в уголке, тихонько пьёт чай, смотрит в журнал и даже страницу боится перевернуть, чтобы не разбудить. Часы показывали два.

– Как блинов-то хочется! – зевнул Ваня. – Да с вареньем бы!..

Мать всегда готовила блины в пятницу, иначе бы он не сказал.

– Ты опять всю ночь в сарае проторчал? На охоту чтоль ходишь?

Ваня вспомнил, как пришёл вчера к соседям, снял майку, взял лопату… Вспомнил Риту в окне: ручки сложила, сверкает глазами, а потом как выйдет с кружкой воды, скажет: «отдохни минут пять». Заманит в баню, чтоб не видела мать. Усадит на скамейку, а сама на колени пристроится. «Ты пей» – говорит, и не даёт пить: обнимает, царапает, дышит тяжело под ухо и никак отпускать не хочет.

«Днём она какая, – вспоминал он. – А ночью и подумать страшно…»

– Ванюш, – перебила мать. – Я краску купила. Ты забор нам покрасишь?

– Покрашу, мам, на следующей неделе… Сперва у Волковых закончу.

Но, позже, за столом, когда он съел все блины и выпил чай, мать повторила:

– Сынок, ты бы не ходил. Ты бы лучше нам забор покрасил…

А Ваня – природа так решила – считал, что свои дела всегда подождут. Он не сразу даже понял, о чём его просят; поэтому перед выходом мать строго сказала:

– Иван. Не ходи. Прошу тебя.

И снова не услышал. Он поцеловал мать, сказал, что вернётся чуть раньше и вышел из дома.

Ваня любил дразнить себя в такие минуты. Вот как сейчас, он снял майку и медленно шёл в сторону Волковых, разглядывая на пути каждый дом. Он улыбался детям, небу, солнцу… даже кабану Борису нашел какую-то конфетку. Он хотел обнять каждого человека в деревне и сказать: «Всё будет!», а затем увидел у ворот глянцевый чёрный джип.

Улыбка пропала.

Ваня забежал бы в дом, но на крыльце показалась мать Риты. Она поймала его под руку и вывела на дорогу.

– Вань… – начала она шёпотом. – Не надо пока забор делать. К нам, видишь, гости приехали. Ты иди… Не сегодня.

– Тогда я завтра приду?

– И завтра не надо, ты через недельку бы пришёл… Иди, пожалуйста, не сегодня.

Хозяйка убедилась, что работник всё понял и идёт назад; и после только скрылась в доме. Ваня, однако ж, ничего не понял. Он как-то от удивления шёл… шёл-шёл и замер напротив кабана Бориса. Свинья щипала траву. Она всегда щипала траву, когда её выгоняли с какого-нибудь огорода.

– Вот так, Боря, – сказал наш герой. – Строишь людям забор, а потом оказывается, что от самого себя строил.

Ване стало интересно, что это за гости такие, с которыми за один стол нельзя сесть. Он развернулся, пролез через дыру в заборе и пробежал вдоль яблонь под окна главной комнаты. Пытаясь не шуметь, он подтянулся на руках и заглянул в дом.

Белая скатерть, мясо, калачи, бутылка высокая (не водка, вино). Рита сидит спиной, а напротив кто? Ваня присмотрелся… и открыл рот.

Это был Жора, или как его называли в деревне за важность – Жорж. Такой себе персонаж: грубый лицом, темноволосый, один раз даже собаку избил. Товарищ детства. «Другом» – язык не повернется назвать. Четыре года назад Жора уехал в город и забыл всю деревню. О нём тоже никто не вспоминал. Разве что родная бабушка, может быть Рита.

«Объявился, – подумал Ваня. – Да ещё и на машине такой. И правда Жорж».

Он слез с окна, хлопнул как следует воротами и побрёл домой.

***

Прошёл день.

Ваня, как и обещал, покрасил забор в красный цвет, но что-то показалось ему слишком «по-деревенски»; поэтому он схватил другую банку и испачкал забор чёрными пятнами. «Вот он я, – решил наш герой. – Клякса ненужная».

Вечером он вернулся в сарай. Ваня видел тот же холст, те же розовые краски заката и леса, но видел только глазами. «Лучше дров наколоть, – решил он. – И прибраться здесь».

Он поставил полено, взял топор, замахнулся… и замер, потому что на холсте опять показалась Рита. Она подошла ближе, встала напротив.

Молчали минут пять.

– Иван, – сказала наконец. – Ты ведь знаешь, что я его ждать обещала?

Ваня отвернулся к полену. Он знал.

– Жора обещал приехать, – продолжала она. – И приехал… За мной.

– Хорош он обещать! – вырвалось у Вани. – Бабушку родную за четыре года не навестил. Ни письма, ни звонка… Она его похоронила! А ты…

– Он работал.

– Как же.

– Вань.

– Что?

– Успокойся.

У него даже кулак посинел, так сильно сжимал топор.

– Ты его любишь? – спросил строго.

Другая бы дважды подумала, прежде чем отвечать, отошла бы, спряталось хоть. А Рита стоит. Риту если ударить топором, то скорее топор в щепки разлетится.

– Ты его любишь? – повторил.

– А это тут причём?

– Ты!.. – он покраснел от волнения. – Дура что ли?

– Не смей.

– Ещё как посмею…

– Молчи. Я обещала.

Ваня швырнул топор в стенку и заходил из угла в угол.

– Раз ты обещала, – метался он зверем. – Раз обещала! Зачем тогда мы здесь по ночам…

Герой наш встретил холодные глаза Риты, и щеки его вспыхнули от стыда. «Дурак, – подумал он и отвернулся. – Молчи лучше».

– Завтра вечером мы уедем, – продолжила Рита спокойно. – Надолго…

– Навсегда.

– Может быть, – она обхватила его сзади, прижалась к спине. – Может и навсегда…

Ваня был сильным от природы. Он мог так закрутить пробку на бутылке, что её не каждый мужик бы открыл, он мог поднять теленка и пройтись с ним всю деревню. И всё же, если бы Ваня захотел отнять тонкие ручки Риты, ничего бы не вышло.

– Вань, а помнишь, ты про самоубийство вчера говорил?

– Помню, – ответил тихо.

– Я раньше не думала об этом, а вот сегодня, пока шла к тебе, десять раз про веревку вспомнила.

– Нельзя! И Словецкий ведь писал, что грех…

– Знаю.

Пока они стояли в обнимку, розовый закат сменился тёмным небом, проступили звёзды. У них случился разговор, который лучше всего понимается молчанием. И Ваня его понял.

– Мне пора, – шепнула Рита. – Я обещала.

Герой наш закрыл глаза и представил, что Рита с ним, сзади, всё ещё обнимает. Он вдохнул медовый запах волос, взял её за руку, подтянул ближе, к губам… поцеловать не успел – звон калитки вернул его на землю. Ваня проверил, не спряталась ли Рита где-нибудь за сеном, за ящиками, за бочкой? Нет, не спряталась. Поэтому он закрыл сарай, и, бормоча что-то под нос, вернулся в дом.

***

Как мы говорили, Ваня любил поспать. Если он не спал, то на утро к нему лезли очень дурные мысли. Но, такое случалось всего дважды. Первый раз когда умер отец; тогда Ваня встал с мокрой постели и отправился пешком до города. Хотел рассказать людям, что отец был чудесным человеком, что самый светлый был, самый добрый, самый умный, и что если б он захотел, то непременно бы стал великим.